Недавно в интернете появились распечатки телефонных разговоров популярного телеведущего Владимира Соловьева, так сказать, неслужебного характера. А если быть еще точней – тех диалогов, которые ведет «правдоруб», лоббируя интересы определенных лиц под прикрытием профессии независимого журналиста.
Не будем касаться моральности лоббистских заработков Владимира Соловьева, считать его купюры. Обратимся лишь к «творческой атмосфере» этого побочного пиар-занятия. Стиль общения там сильно отличается от всего, что мы видели в таких официальных информационных продуктах НТВ, как, к примеру, «Воскресный вечер с Владимиром Соловьевым».
И даже экспрессивное шоу «К барьеру» — с жаркой схваткой между дуэльянтами — выглядит игрой в песочнице в сравнении с той второй жизнью, что ведет Владимир Соловьев на лоббистском поприще.
Не будем углубляться в суть обсуждений деловых партнеров Соловьева — они крутятся вокруг недавнего скандала с лондонским Высшим судом, где, по утверждениям некоторых СМИ, в деле по иску президента Московской нефтяной компании Шалвы Чигиринского против Абрамовича и Березовского появились показания журналиста Владимира Соловьева. Потом сам Соловьев оспорил то, что он в Лондоне критиковал российские суды и т.д.
Но в данном случае нас интересует не столько сам скандал в туманном Альбионе. Сколько участвующие в нем лица. И, конечно же, стилистика их взаимоотношений. Из телефонного разговора Владимира Соловьева с его партнером по пиар-бизнесу Ильей:
И.: — Алло.
Соловьев: — Слушай, мне что-то звонил старый пердун, не знаешь что хотел?!
И..: — Что?
Соловьев: — Я говорю: не знаешь, что хотел, а то я не брал трубку.
И.: — Я не знаю, что он хотел. Там обнаружилось письмо, которое написал Рома (Абрамович) в одну PR компанию, ну, от Ромы люди. Письмо — не просто разговор а письмо с просьбой чёрного пиара… в Лондон(е)..
Соловьев: — Да?
И.: — Ну вот, Шалва (т.е. партнер говорящих) хочет что-то из этого сделать. Пока я не знаю, что. Я пока на встрече не мог с ним поговорить, поэтому не поговорил с ним подробно.
Соловьев: — А я не знаю, зачем нам с ним что-то делать – он же ничего ни делает для нас…
И.: — Нет, нам ничего не надо делать, я сейчас просто рассказываю, что он хотел…
Соловьев: — Угу.
И.: — Давай. Ага.
Из телефонного разговора Ильи:
И.: — Приемная? Ольга?
Ольга: — Да.
И.: — Это Илья, здрасте.
Ольга: — Илья, щас секунду… Да я вам уже и в офис звоню, и водителю. Шал Палыч, хотел переговорить.
И.: — Да давайте
Ш: — Илья?
И.: — Да Шал Палыч, здрасте…
Ш: — Что за такая странная статья?
И.: — Странная – это, вежливо говоря, странная…
Ш: — Да и самое главное, что Володя (т.е. Владимир Соловьев. Ред.) отказался, от того что, он давал показания в английском суд… Чё он, ах…ел что ли?
И.: — Нет, он обосрался жидким поносом.
Ш.: — Ну, хорошо, как бы он ни обосрался, он показания-то давал.
И.: — Он показания давал – да, но он теперь делает всё возможное, чтобы как бы обозначить что он не ездил в Лондон и … не свидетельствовал…
Ш.: — Ну, хорошо, как бы на него ни наезжали, бл…, но он же дал показания, и это задокументировано.
И.: — Ну, совершенно верно, я ему тоже вчера говорил ,чтобы он молчал и не выеб…вался… Ну, сделал правильный поступок, чё теперь суетиться-то? Ой, Шал Палыч, это связанно с особенностями личности, а не с какими-то наездами, бизнес-интересами и чтобы это ни было ещё, понимаете?
Ш.: — Особенностями личности чего?
И.: — Ну, Володи, Шал Палыч, Володи.
Ш.: — Хорошо, я понимаю, что у него очко слабое, это я уже давно заметил…
И.: -Ну, вот оно и проявилось это слабое очко. А что вы ждали, б…
Ш.: — Я ничего не ждал и уже давно ничего не жду. Он влезает, это как его… как герой, в бой, а потом, бл…, удирает.
И.: — Совершенно верно. Он почему-то считает, что эти показания они каким-то образом его здесь подрывают, его статус…
Ш.: — Советский менталитет у него.
И.: -…Вот он боится что теперь, возьмут это бумажку, придут к Владимир Владимировичу, к Дмитрию Анатольевичу и скажут: «Посмотрите: Володя Соловьев предатель родины, зачем мы держим его?»
Ш.: — Да Владимир Владимирович и Дмитрий Анатольевич сами, не уставая, говорят, что у нас коррумпированная судебная система.
И.: — Совершенно верно… Я ему вчера сказал: ну, Володь, ты уже сделал всё, уже нельзя сейчас идти в назад…
Ш.: — А сейчас то, что он сказал, это ужасно просто
И.: — Согласен абсолютно… Шал Палыч, я не знаю, что вам на это сказать, кроме того, что он мой старший товарищ. Я не могу о нём плохо говорить.
Ш.: — Подожди… Ну, я понимаю: ну, испугался человек, я же не осуждаю человека за страх понимаешь да? Страх это такая вещь, что каждый на него реагирует по-своему… Такие бравые люди попадали в КГБ, на х…, и потом на судах такое пели, бл…, что иногда просто думал, что человека просто подменили.
И.: -…ну ладно там, страх не страх, это другой вопрос.. Здесь дело в том, что этот страх он уже влияет на оценку происходящего. Он не понимает, что происходит. Он как бы уже считает, что он живёт в 65-ом году и…что вот он сейчас прочитал иностранную газету, и пи…дец – его щас арестуют, посадят и скажут, что ты родину предал… Понимаете, где вот начинается какие-то страхи совершенно совковые.
Ш.: — Да это означает, что он уже просто профессионально не может быть идентифицирован. Ну, кому нужен такой журналист? Он должен быть острым, каким он был.
И.: — А вы посмотрите программу его «К барьеру!» – и всё ! Увидите, что прежнего Володи уже давно нет. Это какая то мумия стоит, бл…, я ему об этом сказал. А он мне: да пошёл ты на х.., ты мудак, ничего в этом не понимаешь! Я говорю: Володь, ну тебя уже нет. Я говорю: смотрю передачу и не вижу его прежнего.
Шалва: — Его нет, тут я с тобой согласен… Было время два-три года назад, я восхищался его там вещами, его остротой, его всем. Сейчас нету…Сейчас Пезнер, которого он, бл…, ненавидит, выглядит гораздо лучше.
И.: — Согласен.
Ш.: — Намного лучше – и не только Пёзнер, даже вот армянин, который ведёт ток-шоу – как его там?
И.: — Тигран Кеосаян… Он раньше не умел, сейчас научился.
Ш.: — Да, он выглядит великолепно.
И.: — Да, что ж теперь делать-то…
Ш.: — Тем более, если сейчас такая ситуация в стране: кто кому, на х.., нужен сейчас и Володя во время этого кризиса.
И.: — К сожалению, человек это не вытерпел, как бы сорвался. Вот это закрытие программы, ну, его это просто убило, бл…. Не восстановился он после этого поражения, не восстановился просто. Он ходил годы, и он думал, что он божество, что он неприкосновенен. Что всё может произойти, но только не то, что тронут его программу или лично его. А тут взяли просто спокойно, совсем не парясь, бля, в течении одного дня сказали:
«Вы знаете, мы вам забыли сказать: ваша программа закрыта. Идите на х.., бля». И он психологически не пережил это, и он до сих пор переживает, и ему кажется что от него вот сейчас хотят избавиться.
Ш.: — Ну на самом деле его рейтинг упал программы.
И.: — Рейтинг, кстати, не упал. «К барьеру!» больше даже известно, чем в прошлом году. Здесь дело не в рейтинге.
Ш.: — Не «к барьеру!», а той…
И.: — А, ну да, та была устаревшая…
Ш.: — Не устаревшая она стала – потому что он стал подмахивать в той программе. В «К барьеру» всё-таки трудно подмахивать, понимаешь, да?
И.: — Да, трудно, там жанр не позволяет.
Ш.: — Жанр не позволяет, а здесь он стал просто подмахивать, и зритель это чувствует моментально. Зритель не нужны патетические по отношению к правительству речи, даже если это хорошее правительство. Так устроена журналистика: надо искать черные пятна на солнце или на луне.
И.: — Ну, у него страх потерять то, что у него есть, заслоняет всё.
Ш.: — Так он через это и теряет то, что у него есть.
И.: — Ну, он не понимает этого, Шал Палыч. Я ему это объяснить не могу, для меня это тоже очевидно…
Ш.: — В какое положение он вот сейчас нас поставил?
И.: — Ну, в тяжелейшее…
А это уже разговор Владимира Соловьева и его пиар-партнера Ильи на ту же тему:
Соловьев: — Алло, Илюх…
И.: — А?
Соловьев.: — Ну, я в бешенстве!
И.: — Что случилось?
Соловьев: — Ну, теперь начинают врать, что у них есть свидетели, как я что-то где-то подписывал. Представляешь?
Л.: — Где это они?
Соловьев: — Ну, в Англии, естественно, где ещё…
И.: — А ты откуда знаешь?
Соловьев: — Ну, я вот сейчас говорил с одним человеком, и тот говорит, что они якобы представили туда, что на меня оказывается давление. И что вообще блок это тому подтверждение, и всё это на самом деле, и вот у нас есть свидетели, как он подписывал…
И.: — Ну, это они врут.
Соловьев: — Ну, то есть, врет настолько нагло…
И.: — Но они не публично это говорят то?
Соловьев: — Публично это они в суд, как я понимаю, написали.
И.: — Нет, ну в суд-то предоставляется не публичная информация…
(Пропускаем долгое объяснение ситуации)
Соловьев: — Они просто приносят меня в жертву, и им по х..!
И.: — Нет, Володь, решение уже две недели назад уже принято, он всё это время писал сегодня. Сказали, что он уже две недели назад сказал, что он принял решение и начинает его оформлять, поэтому ты здесь совершенно не причём.
Соловьев: — Ну, наши же никто это не поймёт. Ну, в любом случае, понимаешь, что наш общий друг Шалва, вежливо говоря, друг, конечно, ради своей святой войны считает, что можно послать на х.. там всех людей, которые…
И.: — Ну не знаю… А что сделает Шалва? Я его ни в коем случае не защищаю, но ведёт он себя, как полный м…
Соловьев: — Сделали его адвокаты…
И.: — Ну, его адвокаты – да, начали голову морочить. Слушай, да всё это х.., что они там говорят, никто это никогда в жизни не читает…
Соловьев: — Ты, значит, хочешь, объясни Шалве, почему я в бешенстве…
И.: — Шалве? А я с ним не общаюсь, Володь.
Соловьев: — Ну, и правильно делаешь, ну, пидарасина…
…Вот такая любовь, господа! Вы скажете, что все лица, чьи диалоги приведены, друг к другу плохо относятся – между ними ни вражды, ни дружбы, ни уважения. Как раз наоборот. Все они считают себя хорошими партнерами. У них друг к другу один интерес. Денежный. Как говорится, ничего личного. Только бизнес. Игорь Пименов
