Ольга Литвиненко об отцовском «заказе»: «Двое неизвестных, нож в живот, и человек умер… Вроде бы он готов был за это платить от 200 тысяч долларов или евро, не знаю точно»
Экс-депутат ЗакСа Ольга Литвиненко, дочь «друга Путина», которую полиция считает «пропавшей», скрывается в Польше. Ее бывшие помощники искалечены и арестованы, за ней следят, ее мужа пытаются убить, сына — выкрасть. За всем этим, по словам Ольги Литвиненко, стоит ее отец. ЗАКС.Ру она рассказала, как живется на чужбине, есть ли у ее отца шансы стать губернатором и что его дружба с Путиным — миф.
Для справки: Владимир Стефанович Литвиненко является ректором Горного института. В минувшую президентскую кампанию возглавлял штаб Владимира Путина в Петербурге. Считается его другом.
Ольга Литвиненко являлась депутатом Законодательного собрания от «Справедливой России» прошлого созыва. В середине созыва она родила дочь, после чего фактически ушла из политики, погрузившись в конфликт с собственными родителями. Спор вышел из-за того, кто должен воспитывать и с кем должна жить дочь Ольги Литвиненко Эстер-Мария. В результате девочка осталась с Литвиненко-старшим, а Ольге пришлось покинуть Россию, опасаясь за свою жизнь. В рамках нижеприведенного интервью Ольга Литвиненко подробно напомнила ЗАКС.Ру историю конфликта с родителями (приведена под текстом интервью).
— Вас похитили?
— 29 июня 2011 года мой отец Владимир Стефанович Литвиненко написал заявление о моем похищении. Я думаю, что это было предлогом, чтобы арестовать мое имущество, и я не смогла оплачивать адвоката и в целом вести дальнейшую борьбу за украденную у меня дочь Эстер-Марию.
Владимир Стефанович заявление написал цинично, добавив, что я не хочу общаться со своим ребенком. Это ложь и клевета. Я бы хотела, чтобы когда-нибудь наступил момент, когда он ответит мне за это. В моем рабочем кабинете в ЗакСе провели обыск. Наверное, проводили обыск у меня дома. Точно я не знаю. Но из дома я вывезла абсолютно все, когда уезжала в Финляндию — оставила там голые стены. Если там что-то нашли, то это подброшено. У меня было арестовано все имущество, квартиры.
— Сколько у вас арестовано квартир?
— Две. Одна в знаменитом доме на Нахимова, 15. Мне ее подарил отец. Продать ее невозможно. Я пыталась еще до того, как она оказалась под арестом. Приходили покупатели, их встречали какие-то люди на джипах, охрана не впускала их в квартиру. Милиция просто отходила в сторону и смотрела. Вторую квартиру я купила по акции, в рассрочку. То есть все приобреталось не по мановению руки. Когда я работала депутатом, меня содержал отец и у меня была возможность вложить деньги в недвижимость.
— Почему вы не напишете, что вас не похищали, чтобы дело закрыли?
— Моим делом занимается следователь Антон Брейдо. Четыре дня назад он приехал в Польшу, чтобы допросить моего мужа. Я специально пришла в аэропорт, чтобы встретиться со следователем. Вручила ему несколько ходатайств с просьбами прекратить уголовное дело ввиду отсутствия состава преступления, снять арест с имущества. Показала ему свой паспорт. Говорю ему: «Здравствуйте, рада вас видеть!». Он отвечает: «А я вас — нет». Я говорю: «Это понятно, но ведь вы меня так активно искали». Ходатайства он взял. Казалось бы, выполнена вся формальная процедура. Вечером я дозвонилась ему в отель и по итогам разговора поняла (хочу в этом ошибаться), что дело он закрывать не собирается.
— Он не собирается вас допрашивать?
— Брейдо сказал, что хочет встретиться со мной на территории консульства. Я боюсь России как таковой — этой необузданной олигархической системы. У меня семья, муж ребенок — зайдя в консульство, я уже оттуда не выйду. Все произойдет без особого шума — запакуют в дипломатическую машину и увезут.
— Зачем вы устраиваете из семейного конфликта столько шума?
— Конфликт перешел из семейного в политический. Причем в нем виноват не столько мой отец, сколько сама система правоохранительных органов. Она позволила моему отцу вести себя именно таким образом. Россия всегда славилась самодурами — людьми, которые дорвались до власти, денег, и несмотря ни на какие общественные устои, хотят получить то, что они считают своим. Почему считают своим? Просто так, потому что им так кажется. И то, что система позволяет им бороться таким образом, — глубоко политическое дело. Я причисляю себя к людям, близким к оппозиции власти.
— На данный момент против вас заведено уголовное дело?
— Когда возбуждали дело о моем похищении, я обладала статусом депутата. Просто так завести уголовное дело против меня было невозможно. Учитывая связи Владимира Стефановича, завести его сейчас очень легко. Я думаю, в конечном итоге он к этому придет. Я пытаюсь постоянно проверять это из разных источников. К возбуждению дела готова. По моей информации, Владимир Стефанович к этому сейчас активно готовится. Что дело рано или поздно возбудят, мне говорят и источники в правоохранительных органах. Во время избирательной кампании, когда Владимир Стефанович руководил штабом Путина, думаю, было не имиджево заводить дело. Сейчас он не смотрит на свой имидж. Этот человек поступится любыми моральными принципами ради своего «хочу». Но я в любом случае намерена бороться за свою дочь до конца. Если при этом мне придется бегать от правоохранительных структур, если придется находиться в федеральном розыске, в международном розыске, я к этому, к сожалению, тоже готова.
— Как вы сейчас живете?
— За нами с мужем и сыном осуществляется неофициальная слежка. Мы видим ездящие за нами машины, ходящих за нами мальчиков. Они оставляют под дверями спички, бумажки, чтобы смотреть, открывалась ли дверь. Мы ходим по квартире, как корова с колокольчиком, — со специальным пультом. Нажимаешь на нем кнопочку, приезжает охрана. Нам постоянно приходится выдумывать новые виды сигнализаций, окна мы заклеили специальной пленкой, чтобы получился эффект зеркала. Часто видим, что на углу стоит машина и за нами следят. Огромное количество денег вместо того, чтобы тратить их на ребенка, приходится пускать на охрану. Мы живем на зарплату мужа, а он обычный европейский бизнесмен.
— Зачем за вами следят?
— Специалисты сказали, что это либо психологическое давление, либо завершающий этап по похищению ребенка. Неоднократно поступали предложения: отдай ребенка. Мы знаем энное количество людей (не буду называть их имена, они еще хотят жить), которым предлагалось приехать на автомобиле, накачать мужа наркотиками, чтобы он выглядел пьяным, а дальше: Эстония — паром, Финляндия и Россия. Думаю, это конкретный план Владимира Стефановича. В России мужа заставят отказаться от ребенка. Правда, сейчас суд вынес парадоксальное решение, что мой муж не является отцом моего ребенка. Но это другая история. В интересах сына не хочу на ней останавливаться. Насколько я знаю, поступали и другие заказы. Говорят, был заказ на убийство моего мужа. Двое неизвестных, нож в живот, и человек умер. Заказ был дорогой, специфический. Не каждый на такое пойдет, тем более в Европе. Вроде бы он готов был за это платить от 200 тысяч долларов или евро, не знаю точно. То, что этот человек может выложить миллион за свое «хочу», я знаю абсолютно точно. Я говорю о своем отце, Владимире Стефановиче. Он обладает колоссальным финансовым ресурсом.
— В ближайшее время будут сделаны попытки выкрасть у вас сына?
— Думаю, они уже пытались. Но благодаря определенным связям моего супруга с людьми, близкими к местным правоохранительным структурам, эти попытки были пресечены.
— Правда ли, что ваш отец добивается поста губернатора Петербурга?
— Да, он пытался. И не в первый раз. Насколько я знаю, точно пытался сменить Полтавченко, вел консультации на эти темы. Но ряд ключевых фигур от этой мысли отказались. Потому что на посту губернатора должен быть гибкий в политическом плане человек. Человек, который не наделен такими колоссальными амбициями. Люди понимали, что диалог (а политика — это всегда диалог) с ним невозможен, боялись его авторитаризма. Желание Владимира Стефановича стать губернатором, как я думаю, обусловлено его бизнес-интересами.
— Какими бизнес-интересами?
— Есть ООО НГК «Горный» (нефтегазовая компания, созданная в 2006 году при участии Горного института. — прим. ЗАКС.Ру). Занимается бурением, предоставляет услуги по добыче нефти и газа. Есть и фирмы, которые занимаются строительством. Вообще Возможно, существует большое количество фирм, принадлежащих моему отцу, но зарегистрированных на супругу Владимира Стефановича, на ближайших заместителей. Несколько объектов в Петербурге точно были построены с участием этих организаций. Ряд фирм участвуют в ТСЖ: построил огромный жилой комплекс, потом его обслуживаешь. А это не один жилой дом и не один жилой комплекс. Возможно, таких бизнес-интересов больше.
— Как ваш отец общается с Путиным?
— В течение последних лет пяти до того, как мы разошлись, я не помню каких-то супердружеских разговоров, контактов между Путиным и Владимиром Стефановичем. Я помню, однажды он ожидал приглашения на день рождения, уже даже подготовил костюм, но приглашения так и не поступило. Он был жутко расстроен. Он часто звонит людям и говорит: «Я только что общался». И в это время пальцем многозначительно показывает кверху. Но я знаю абсолютно точно, что он не общался с Путиным. Он сидел дома, кушал, разговаривал с кем-то другим, но не с Путиным. Я считаю, что этот человек (Владимир Литвиненко — прим. ЗАКС.Ру) — миф. Он создал о себе миф, а другим просто выгодно его поддерживать (поддерживая его, они сами ощущают к нему некую причастность). Он это очень умело сделал. В этом плане его актерскому таланту можно позавидовать.
— Действительно ли, когда две спорящие компании обращаются к Путину с просьбой рассудить их, он говорит: «Идите к Литвиненко»?
— Любое обращение стоит денег. Оно выгодно тому, кто получает деньги. Отчасти это правда, отчасти ложь. Если Владимир Стефанович поймет, что чего-то хочет, то рано или поздно это получит. Фраза «Обращайтесь к Литвиненко» носит мотивационный характер. Нужно замотивировать его. А он уже готов, как танк на амбразуры, идти и добиваться.
— Вы сейчас защищаетесь, намерены ли вы наступать?
— К сожалению, наступление возможно, когда ты равен противнику. А я не равна ни финансовому, ни политическому ресурсу Владимира Стефановича. Единственное, на что надеюсь, — на европейское понятие права. Я боюсь за свою жизнь, за жизнь супруга и за жизнь ребенка. Атаковать сейчас невозможно. Я сейчас пытаюсь вернуть дочь через европейские суды. С адвокатами мы разрабатываем очень интересный ход.
— Расскажите о преследовании ваших помощников и адвокатов.
— Уголовное дело ведется против Татьяны Зайсерт, моего главного юридического советника, судьи федерального суда (сейчас не без помощи Владимира Стефановича она лишена статуса судьи. Она не побоялся выступать на суде в мою защиту, с ней мы выиграли первое дело в районном суде по моей дочери. Вроде бы Владимир Стефанович предлагал ей должность в «Газпроме» — начальника юридического отдела «Петербургрегионгаза». Также предлагал должность в администрации президента. Она отказалась. За это и поплатилась. Началась жесткая травля. За ней следили, ее пытались запугивать, несколько раз стреляли по окнам ее автомобиля, подкладывали под дверь нелепые записки, чтобы она больше со мной не работала и не общалась. Были жуткие угрозы. Днем за ней ходило огромное количество внушительного вида джентльменов, которые ничего не делали, но при этом всем своим видом показывали: вот сейчас ты куда-то зайдешь и мы тебе дадим по голове. Не раз пытались избить ее мужа. Она жила, вздрагивая от любого телефонного звонка. Ее фотографировали на улице незнакомые люди, за ней следили. В итоге она была госпитализирована с гипертоническим кризисом, подозревали даже инфаркт. Сейчас против нее возбуждено уголовное дело. Ее обвиняют в совершенно нелепом преступлении — в рейдерском захвате. 2 мая на день рождения моей мамы, супруги Владимира Стефановича (это, видимо, ей подарок такой — у нас же органы любят публично брать под стражу на день рождения, на юбилей свадьбы и т.д.), ей должны вынести обвинительный приговор. Сейчас Зайсерт на свободе — ее освободили под залог в три миллиона. Собрать эту суму помогали все знакомые. Загранпаспорт у нее порван — ей сказали: если не порвешь, мы тебя точно посадим. Следственный комитет добивается заключения ее под стражу. Тех, кто позволил отпустить ее под залог, говорят, отстранили от курирования этого дела. Я считаю, что она будет лишена свободы, к сожалению. Ей грозит от 8 лет. Свидетелем по моему делу проходит мой же адвокат Надежда Ершова. Ей поступали угрозы, ее запугивали. В результате она позвонила, говорит: у меня семья, дети, я боюсь выступать от твоего имени, боюсь подавать ходатайства. Теперь я осталась без представителя в России. Некому даже пойти и узнать, на какой счет я должна перечислять алименты. Все боятся. У Ершовой проводили обыск дома. Изъяли компьютер, сразу предложили добровольно выдать всю документацию, которая у нее есть по мне. Она сказала: «Я еще пока адвокат Ольги Владимировны». Оказалось, что сделать из адвоката свидетеля — не проблема. Подозреваемым в деле о мошенничестве проходит мой главный помощник, полковник милиции Сергей Владимирович Курбатов. Он заслуженный работник МВД, на службе лишился одной почки. Его обвиняют в том, что он подделал долговую расписку моего бывшего сожителя Агошкова — отца моей дочери. Было проведено несколько экспертиз, было установлено, что подпись действительно Агошкова. Но, тем не менее, как я понимаю, благодаря лобби моего отца дело возбудили. Думаю, что Владимир Стефанович помогает Агошкову, чтобы тот и дальше выступал на его стороне. Для этого, говорят, он взялся покрыть его долги. Но решил делать это не из своего кармана, а прибегнуть к более дешевому способу — через правоохранительные структуры. По информации от источников в правоохранительных органах я знаю, что есть четкая установка Курбатова посадить. Его активно вызывают в убойный отдел. Возобновлено дело о смерти некоего Лившица Александра Натановича. Этот человек был то ли убит, то ли сам умер в Московском районе. Дело давно было закрыто, но, видимо, нужно было что-то такое придумать для устрашения. По этому же делу приглашают в убойный отдел другого моего бывшего помощника Дмитренко Станислава Викторовича (и он, и Кубратов были когда-то знакомы с Лившицем). Сейчас Дмитренко проходит вроде бы как свидетель по делу об убийстве. Думаю, если я буду плохо себя вести, он станет подозреваемым, а потом обвиняемым. До этого у Дмитренко был конфликт с Владимиром Стефановичем. В целях оказания мне юридической помощи он пытался пройти приходил ко мне в этот знаменитый дом на Нахимова, где установлено огромное количество головорезов, охраны (ТСЖ дома наняло вооруженных консьержей, которые даже жильцов пускают в дом только после проверки паспортов — прим. ЗАКС.Ру). Я его ждала. Он наткнулся на Владимира Стефановича. Тот спустил его с лестницы, разбил ноутбук. Станислав поехал, подал заявление в милицию. Заявление благополучно затерялось. Затем ему позвонили и сказали: если не перестанешь работать с Ольгой, мы тебя убьем. Веря в определенную степень правосудия, он сказал «Да пошли вы!» Его подкараулили у подъезда, избили. Спасать Станислава фактически пришлось с того света. 3 дня он пролежал в реанимации без сознания. Половина его лица теперь заменена титановым пластинами. Недавно у него опять проводили обыск. Моя помощница Мария Викторовна Рябкова обвиняется в том, что пыталась напасть на полицейского. Несколько дней назад проходил суд. Я знаю, что ее хотят посадить. Поддерживать со мной связь она боится. Проводили обыск у Татьяны Прасоловой. Она инвалид 2-й группы, пенсионер, работала у меня помощником, рассылала письма ветеранам. Сейчас она абсолютно затравлена, ее сына — тоже моего бывшего помощника — хотят посадить за мошенничество. Ее вызывают на допросы. Следователь мне сказал, что ему нравится ее допрашивать, потому что у нее не осталось эмоций. Когда люди заходят на допрос, мы очень боимся, потому что не знаем, выйдут они оттуда или нет. Бывали такие случаи. Это относится к Илье Хлусову. Он был моим хорошим знакомым, числился у меня в штате помощников. Сейчас он сидит в тюрьме, его били, он потерял зрение на 90%. Ненадолго его выпустили под подписку, но вскоре снова арестовали. Тогда я поняла, что его уже не выпустят. Он обвиняется, насколько я знаю, в нападении на сотрудника милиции. Плюс ему инкриминируют мошенничество. Естественно, здесь я даже не перечисляю огромное количество людей, которых просто приглашают на допросы ради психологического давления. Приглашают моих подруг, с которыми я общалась, будучи в Финляндии, приглашают моих бывших шоферов, няню, проработавшую у меня с рождения сына. Происходят жуткие вещи. P.S. ЗАКС.Ру, прекрасно понимая, что Ольга Литвиненко является заинтересованной стороной конфликта и предупреждая обвинения в ангажированности, заранее сообщает, что готов опубликовать точку зрения Владимира Литвиненко.
Для справки: предыстории конфликта в изложении Ольги Литвиненко
В 2009 году 9 сентября я родила дочь Эстер-Марию. Тогда я проживала совместно с отцом ребенка. Мы не были с ним расписаны. Ребенок рос, мы приехали на дачу в Белоостров, к моему отцу Владимиру Стефановичу Литвиненко и матери Татьяне Петровне. Уже от другого мужчины — Петра Кожевского (с которым сейчас я состою в законном браке) я забеременела. Это был 2010 год. Мне нужно было уезжать в роддом. Эстер-Марию я оставила с бабушкой и дедушкой. Зная закон, я написала доверенность на имя отца, что разрешаю ему принимать любые медицинские решения относительно моей дочери. Также я разрешила своей дочери проживать с моей семьей — бабушкой и дедушкой. На тот момент с отцом моей дочери у меня были крайне напряженные отношения. Он требовал с меня денег, заявлял, что он гражданин Голландии, что дочка будет проживать с ним. Хотя ему это не нужно — у него энное количество детей от разных жен по всему миру. Он просто хотел заработать. Жил за мой счет, получал от меня деньги, в том числе в долг. Начал меня пугать, что приедет и заберет мою дочь. Поэтому я и написала эту доверенность, чтобы никто без моего согласия не мог никуда увезти моего ребенка. Узнав, что мои родители слегка неадекватно отнеслись к этой доверенности, я сразу же ее отозвала. При этом, заметьте, ни в коем случае там не было написано, что я передоверяю воспитание и уж тем более, что я отказываюсь от дочери. Как только я родила сына, сразу поехала забирать свою дочь. Но мои родители безумно привязались к ребенку, происходило уже что-то не то. В моем присутствии мои родители уже не называли меня мамой. Эстер-Марию мне не отдали. На следующей неделе я поехала уже с шофером. Как только я зашла в дом, Владимир Стефанович жестоко избил меня (это подтверждают медицинские документы). Он пытался меня душить. Он говорил: «Вали отсюда! Какая ты мать!», кучу нецензурной брани. Прислонил меня к стене, жестоко избивал, держа за шею, поднял вверх и говорил какие-то жуткие слова. В итоге он вышвырнул меня из дома. Я пыталась пройти обратно, но физическое сопротивление было сильнее. Потом со школьным приятелем (в целях его безопасности называть имя не буду) ездила на дачу. Его роль была — защитить меня от нападения. Я узнала, когда к моему ребенку приедет врач «скорой», пыталась пробраться в дом вместе с ним. Но мне снова было оказано физическое сопротивление. Это все происходило, начиная с сентября. Ездила раз в неделю — две: время уходило на подготовку, на консультации с юристами. Владимир Стефанович пытался повлиять на меня через своих друзей — чтобы они надоумили меня отказаться от ребенка. Мне предлагали политические бонусы (прохождение в ЗакС следующего созыва, закрытие уголовных дел в отношении моих помощников, которые специально для давления на меня и были возбуждены), финансовые. Будучи нормальным человеком и матерью я, естественно, отказалась. Потом на дачу были привлечены силы охраны. Курировал ее Игорь Сидоркевич, он называет себя полковником ФСБ. Он знаменитый спортсмен, курирует Федерацию дзюдо, которой я, будучи депутатом, неоднократно помогала. Я ему говорю: «Вы знаете, что там удерживается моя дочь?» Он мне отвечает: «Подождите немного, сейчас страсти улягутся и все нормально будет». Я отвечаю: «Вы поймите — там дочь». После этого он сказал: «Я больше с вами не буду разговаривать», — и бросил трубку. Чтобы проникнуть на дачу, я вызвала милицию, звонила в прокуратуру. Приехала участковая. Говорит: «Ольга Владимировна, вы же понимаете, я ничего не могу сделать». Я отвечаю: «Как это ничего не можете сделать!? Там незаконно удерживается моя дочь. Есть сообщение о преступлении. Идите и проверьте». Понятно, что никто никуда не пошел, прокуроры не приехали. В итоге из милиции мне написали, что я приехала в «каком-то возбужденном состоянии, вела себя провокационно». Ну а как можно себя вести, когда ты попадаешь на дачный участок, где находится твоя дочь, которую ты не видела уже несколько месяцев! Не знаешь, что с ней, как она. Пытаешься ее забрать, а бабушка хватает ребенка. А это же моя мать, я не могу на нее наброситься, ее избить. Бабушка ее хватает, ребенок плачет, тут подбегает охранник, не дает мне взять на руки ребенка. В присутствии моего адвоката меня бьют по спине. Как только я поняла, что в России лучше не оставаться — это уже была зима 2010-2011 годов — я уехала в Финляндию. С тех пор в России появлялась на несколько часов. Я понимала, что если проникну на участок, если мне удастся забрать дочь, в России мне с ней оставаться все равно бессмысленно. Куплены все правоохранительные органы, куплено все. Перед тем, как в последний раз попытаться забрать дочь, я решила вывезти из страны сына. Тогда Владимир Стефанович его еще не пытался забрать. Но у меня сработало материнское чутье. Мы подали заявление на срочное изготовление загранпаспорта. Ребенку на тот момент было около 3-х месяцев. Прихожу на следующий день — паспорта нет. Процесс тормозится благодаря связям Владимира Стефановича. Тут я уже решила жестко взять ситуацию в свои руки. Помогли статус депутата, знакомства. В итоге незаметно для Владимира Стефановича мне удалось официальным путем получить паспорт на ребенка. На границе нас жестко обыскали, думаю, даже пытались что-то подкинуть. Но все-таки пропустили. На следующий же день я вернулась за своим ребенком — Эстер-Марией. Но попытка оказалась неудачной. В сломленном состоянии я покинула Россию. Здесь ждать нечего, а там я хотя бы сохраню жизнь себе и своему сыну. Беседовал Олег Мухин
