«Я бы мог подарить брату все. .. »
— Наверное, не будет преувеличением сказать, что вы и ваш брат Лев с самого начала играли ключевые роли в российской алюминиевой промышленности. Ваша ссора с братом положила начало новому переделу собственности в отрасли. Почему вы все-таки поссорились? По одной из версий, вашему брату и его западным партнерам не нравились ваши партнеры, связи в криминальном мире, пристальное внимание к вам со стороны правоохранительных органов — якобы все это вредило общему бизнесу. — Что такое связь с криминалом? Я не считаю никого из моих партнеров преступниками. Правда заключается в том, что наши с братом взгляды на партнеров действительно расходились. Мне не нравились западные партнеры — Trans World. Еще с 1993 г. я никогда не был партнером Trans World, я был партнером Льва, имел с ним общие акции алюминиевых заводов. Я не считаю, что у меня произошла ссора с братом, у нас с ним были разногласия, я предлагал ему расстаться с Trans World, но убедить его мне не удалось. В конце 1996 — начале 1997 г. мне предложили самому выйти из общего бизнеса, продать акции заводов, которыми я владел совместно с ними. В 1997-м я продал им акции. — Акции были поровну распределены? — С братишкой — да. У нас с ним были общие пакеты акций Красноярского, Братского заводов, алюминиевых предприятий в Казахстане. Часть акций Саянского завода находилась в нашей совместной собственности. Те акции, что у меня были с ними общие, я продал. Оставил те, что у меня были без них, — акции того же завода в Саяногорске. Еще у меня были акции медных, угольных предприятий, которые я приобретал самостоятельно. — Насколько верны данные о том, что за акции вам заплатили $400 млн? — Эта цифра близка к действительности. На протяжении пяти лет совместной работы с алюминиевыми заводами я не получал дивидендов, так что полученные средства вполне мне их компенсировали. — С братом сейчас общаетесь? — Конечно. — Но был период, когда… — … меньше общались, когда было все это напряжение. Бизнес был однозначно разделен, но почему мы должны были прерывать общение? Да, может, были и остались какие-то внутренние чувства обид. Каждый считал, что он прав. Сейчас я думаю, что ни я, ни он не были правы. — Но сейчас вы находитесь в более выигрышной позиции — брат вышел из алюминиевого бизнеса, а вы нет.
— Я не согласен с такой оценкой. Допустим, кто-то с деньгами, а кто-то остался просто с партнерами. Я не считаю, что кто-то проиграл, кто-то выиграл. Время должно показать — может, никто и не выиграл, а только проиграли. Главное, что я никогда не вел борьбы с ним. Если бы он тогда сказал: «Я их оставляю и ухожу с тобой», я бы ему просто подарил все. Семейный бизнес всегда чреват какими-то ссорами, поэтому я думаю, что его лучше и не делать вместе.
«Льва подставили. .. »
— Кто сейчас ваши самые надежные партнеры, друзья, кому вы больше всего доверяете? — Я многим верю. Больше всего доверяю Искандеру (Махмудову. — «Ведомости»). И Олегу (Дерипаске. — «Ведомости»). — А почему вы поставили Искандера на первое место? — Он меня ни разу не разочаровал, у меня никогда не было мысли, что он может меня предать. Искандера я знал еще по Узбекистану, познакомился с ним в 1987 г. Он тогда работал в компании, которая занималась международной торговлей. С Искандером я с самого начала. Бизнес в России я начинал с Кузбасса, занимался там углем. Вот и пригласил его. С Олегом познакомился позже, уже когда не приезжал в Россию, в 1994 г. У него тогда была своя компания — «Алюминпродукт». Олег мне сразу понравился, я сразу увидел в нем лидера. У меня с Олегом были свои отношения, не зависящие от Льва Семеновича и Trans World, — в свое время мы с Олегом обменялись акциями алюминиевых, медных, угольных предприятий. — Как складывались отношения Дерипаски со Львом Семеновичем и Trans World после вашего с ними разрыва? — Когда я разошелся с большой компанией, Олег сказал мне: «Я хочу остаться с ними». Я сказал: «Олег, вопросов нет, пожалуйста». Но их союз недолго просуществовал. Потому что когда одна сторона вкладывает в производство, а другая блокирует и мешает — продает глинозем по высокой цене, мешает получать кредиты, — то рано или поздно должен был произойти у Олега развод с ними. В отношениях с Trans World всегда было какое-то напряжение. Не стало Михаила, стал не нравиться кто-то другой — Дерипаска. — Со стороны ситуация выглядела таким образом, что после того как вы с Олегом оказались по одну сторону баррикад, то пошли в тотальное наступление на Льва Семеновича, Trans World. Сначала допэмиссия акций СаАЗа, потом борьба за сырьевые предприятия, КрАЗ оказался на грани банкротства и проч. Это был план мести, придуманный и методично реализуемый? — Мы не планировали ничего специально. После того как произошел мой разрыв с Львом и Trans World, я алюминием перестал заниматься, все оставил на Олега, единственно — сказал, что есть общая конкуренция и конкурировать надо честно. У нас с Олегом был общий пакет акций СаАЗа. СаАЗ — большой завод, но что он по сравнению с такими гигантами, как КрАЗ, БрАЗ? У СаАЗа было много проектов — купили завод в Самаре (Самарский металлургический завод. — «Ведомости») , построили «Дозакл». При этом у СаАЗа была проблема — не было своей сырьевой базы. В то же время, что и с нами, Trans World разошлась со своими партнерами в Казахстане (АО «Алюминий Казахстана», крупный производитель глинозема. — «Ведомости»). Они начали поставлять нам глинозем, но мы понимали с Олегом, что, как только они опять договорятся между собой — Trans World и казахские ребята, — они просто задушат СаАЗ. Так началась эпопея по НГЗ (Николаевский глиноземный завод. — «Ведомости»). Там столкнулись интересы Trans World и СаАЗа. Но, видимо, не выдержали такого напора, такой конкуренции. — Получается, что все-таки это ваши с Дерипаской действия, конкуренция с вашей командой заставили Льва Семеновича продать акции.
— Я думаю, причина того, что Лев Семенович был вынужден продать акции, заключается в том, что кто-то из его сотрудников неправильно ему советовал, что делать, подставил его, подвел к необходимости продавать акции. Он не сознается, но я думаю, что в какой-то момент он понял, что будущего у него со своими западными партнерами нет, а внутренних нормальных он растерял. Буквально за неделю до продажи я узнал, что он хочет продавать акции. Имел разговор с младшим братишкой (Давид. — «Ведомости») , он говорит: «Ты бы заплатил столько, сколько нам предлагают другие, — мы бы продали тебе акции». Я говорю: «Хорошо, приезжайте, поговорим, может быть, я найду деньги вам заплатить». Я хотел купить у них акции, как раз под это дело начал продавать в Болгарии крупную телекоммуникационную компанию — Mobitel. Но этого не произошло. Что-то помешало это сделать.
«Главное, чтобы не получился второй Trans World. .. »
— Кто был инициатором объединения с Романом Абрамовичем, создания компании «Русский алюминий»? — Переговоры вел Олег. Поначалу я вообще считал, что объединяться не стоит. У каждого, конечно, свои представления о том, как вести бизнес. Я в свое время мог заняться нефтяным бизнесом, но отказался от этого, потому что это был не мой бизнес. Поэтому я не считал правильным, что люди, занимающиеся нефтяным бизнесом, решили пойти в алюминий. — Расскажите подробнее о ваших попытках стать нефтяником. — В свое время в России выставлялись на конкурс крупные пакеты акций нефтяных компаний. Я мог принять участие в этих конкурсах, но отошел, потому что это был не мой бизнес. Так же, например, в свое время было с ТНК. Тогда «Альфа» купила на конкурсе 48% , по сути дела, пустой компании. Еще до конкурса я со своими партнерами сумел скупить 12% акций самой ТНК и крупные пакеты, вплоть до контрольных, ее основных «дочек». Но ситуация была патовая, потому что ни у них, ни у нас на тот момент не было контрольного пакета. Хотя мы могли бы конкурировать с «Альфой», побороться за второй пакет ТНК, который выставлялся потом на конкурс. Но после разговора с Фридманом (президент «Альфа-групп». — «Ведомости») я решил продать акции. Все-таки это был их бизнес. Если бы я считал, что это мой бизнес, я бы не продал акции. Поэтому я никогда не думал, что Абрамович или Березовский займутся алюминием. Я не нефтяник, не металлург. Для меня инвестиции — это финансовые операции. — А что, Березовский — крупный акционер «Русского алюминия»? — На данный момент у меня нет точных данных насчет того, владеет ли Березовский акциями «Русского алюминия». — А каково ваше отношение к Роману Абрамовичу? — Нормальное отношение. Я его просто не знаю. Видел случайно пару раз до того, как соединились. Потом не встречались. — Если вы были вначале против объединения, то почему оно все-таки состоялось? — У компании должна быть одна голова, только тогда компания будет успешная. Решение принимал Олег. Он решил, что так будет лучше. Посмотрим. А пока жду, когда российская экономика будет подниматься, когда будет оценена стоимость акций, тогда, возможно, продам их. — Кому? — Дерипаске. Или кому-то другому, кто сможет оплатить мой пакет акций «Русского алюминия». — С момента создания «Русала» прошло полгода. Ваша оценка — насколько успешно работает компания? — Компания работает удачно. Как у любых двух структур, которые объединились, начинают реализовывать общий проект, не имея опыта совместной работы, у них, наверное, есть какое-то внутреннее недоверие друг к другу. Однако создана единая структура — для того, чтобы управлять заводами, чтобы разногласия уходили в сторону. Не знаю, что у них там внутри, я никогда не вникал, Дерипаска ведет этот проект. Самое главное, чтобы не получился второй Trans World. — А что, есть предпосылки? В каком случае «Русский алюминий» может стать вторым Trans World? — Пока предпосылок не вижу, но все-таки там собрались разные люди. Не известно, как они поведут себя в будущем, не будут ли пытаться ущемить интересы других партнеров и пытаться занять лидирующие позиции в компании. — А каково ваше влияние на то, что делается в «Русском алюминии»? Дерипаска как гендиректор компании согласовывает с вами свои решения? — Нет. Можно согласовывать их с тем, у кого есть контрольный или блокирующий пакет. У меня нет таких пакетов в «Русском алюминии». — А сколько именно акций «Русского алюминия» принадлежит вам, Дерипаске, прочим? — В «Русском алюминии» две группы акционеров, которым принадлежит по 50% акций. Одна половина акций компании принадлежит «Сибирскому алюминию», все акции переданы Дерипаске в управление на три года. Мы ему стопроцентно доверяем. А сколько у кого процентов — не важно. — Может, тогда скажете, как делятся доли в группе «Сибирский алюминий»? — В «Сибирском алюминии» тоже две группы акционеров, акции также делятся 50 на 50. Одна группа — Олег и его менеджеры. Вторая группа моя, в нее же входит Искандер. Контрольный пакет акций группы может сложиться, только если я объединю свой пакет с пакетом Олега, никак иначе. — А как делятся функции между основными участниками группы?
— Я создал команду, которая управляет бизнесом. Я ей полностью доверяю. В работу команды я вмешиваюсь только в случае необходимости, если без моего вмешательства проблему решить нельзя. Олег ведет алюминиевый проект, Искандер занимается медью и черной металлургией. Углем они занимаются вместе.
«Меня решили устранить. .. »
— Вы занимаетесь бизнесом по всему миру. Какой процент принадлежащих вам активов находится в России? — Процентов 80. — А сколько предприятий вам принадлежит? — Честно, не знаю. Так много, что не считал. Везде понемножку. Есть разные пакеты — меняем, обмениваем их иногда. Через пару лет смогу точно сказать. Как раз сейчас все собирается в холдинги. Разные предприятия, разных отраслей. — Во сколько вы можете оценить стоимость принадлежащих вам активов? — Как можно оценивать стоимость активов, если в России нет полноценного рынка ценных бумаг? Я знаю, сколько денег я потратил на покупку акций, но не знаю, сколько они стоят. Вот, например, когда продал акции нефтяной компании, то вложил деньги обратно в Россию — в угольные шахты, в покупку акций «Кузбассразрезугля». — А акции каких именно предприятий в России вам принадлежат? — Это металлургические, сырьевые предприятия. Имею пакеты акций «Сибирского алюминия», Уральской горно-металлургической компании. У меня есть пакеты акций многих угольных компаний. — Каких именно? — Все не назову. Но среди них — «Кузбассразрезуголь», «Алтайкокс» (крупнейший в России коксохимический завод, на базе которого сейчас создается холдинг из крупнейших промышленных предприятий Алтайского края. — «Ведомости»). — Недавно Гарри Лучанский заявил о том, что приобрел контрольный пакет акций Новокузнецкого алюминиевого завода у братьев Живило. Он покупал эти акции для вас, кому они сейчас принадлежат? — Изначально мы с Гариком вместе хотели купить акции НкАЗа, чтобы вместе работать. Но после создания «Русского алюминия» смысл в этом пропал. Сделка по продаже акций НкАЗа к тому моменту уже шла, так что он приобрел эти акции, а потом продал их «Русскому алюминию». — А как вы относитесь к скупке «Сибалом» акций автомобильных заводов? — На данный момент мне сложно оценить перспективность этого бизнеса. Олегу нравится. Так же как авиация. — «Авиакор», мне кажется, не самый удачный проект Дерипаски. .. — С одной стороны, да, с другой стороны, Олег просто хотел показать, что можно что-то сделать с этим предприятием. — У вас достаточно обширный бизнес на Западе. В каких странах вы работаете наиболее активно? — В свое время, когда разошелся с Сэмом Кислиным (один из первых деловых партнеров Черного. — «Ведомости») , я часть денег вложил в Америку. Племянник Сэма занимался недвижимостью, посоветовал мне купить там несколько зданий. Четыре-пять лет работали там, потом, когда я увидел, что рынок находится на высоте, продал, в 1998 г. вышли оттуда. Был бизнес в Канаде. Несколько лет назад я начал заниматься телекоммуникационным бизнесом, центр которого должен был находиться в Канаде. Там была создана компания, которая должна была оказывать услуги в России, могла бы составить конкуренцию «Ростелекому». Даже хотел получить в Канаде вид на жительство. Но потом решил от этого проекта отказаться. — Где вы сейчас ведете бизнес, кроме России? — В Израиле, Америке, Болгарии, странах СНГ. — А как называются ваши израильские компании, чем они занимаются? — В Израиле у меня не очень большие инвестиции — порядка $10 млн. Компании связаны с Интернетом и высокими технологиями. Сейчас еще рано называть компании, не хотел бы, чтобы это разошлось по рынку. — А в Америке? — То же самое. Чтобы не навредить этим компаниям, не хочу называть их. — А что, если рынок узнает, что такой-то компанией на самом деле владеет Михаил Черный, у этой компании будут проблемы? — Дело в том, что мне в свое время сделали в России имидж «хороший». Помнишь выпуски НТВ? 1996 г. ? «Итоги»? Они начали, другие подхватили, и покатила волна. Тогда как раз начинались продажи крупных пакетов акций разных компаний, залоговые аукционы, кто-то не хотел, чтобы я принял в них участие, и потому была начата такая кампания против меня, моего брата. — В каких конкурсах, залоговых аукционах вы хотели принять участие — по «Норильскому никелю», «Сибнефти», «Связьинвесту»?
— Да во всех. Денег было много, хотел участвовать. Но там уже все было заранее поделено, меня решили устранить от дележа крупных предприятий.
«В начале карьеры я совершил ошибку. .. »
— Насколько серьезными были последствия того, что вам, как вы говорите, сделали «хороший» имидж? — С одной стороны, как ни странно, после всех публикаций, очерняющих меня, бизнеса прибавилось. Процентов на 30 — 40. Сначала все нас сильно испугались и побежали от нас, а потом, наоборот, стали к нам прибегать, предлагать вместе делать бизнес. — Вам закрыли въезд в Британию, США, Швейцарию, Францию, Болгарию, потому что вас подозревают в отмывании денег и связях с преступным миром. Что вы можете на это сказать? — Я считаю, что просто кто-то заинтересован в том, чтобы создавать мне проблемы. Одно время проблемы исходили из России, правоохранительные органы получили заказ и его исполняли. Теперь мои проблемы исходят из Израиля. Власти Израиля не хотят меня здесь видеть. Наверное, тоже кто-то заплатил за то, чтобы была такая кампания против меня развернута. — Как именно мешают вам израильские власти? — Они уже забрали у меня синий заграничный паспорт, выдали красный паспорт — как человеку второго сорта. Решили, что по этому паспорту им будет проще отслеживать мои передвижения. Мешают мне визы получать. Как только хочу получить визу в какую-нибудь страну, бегут в то посольство и рассказывают всякие сказки страшные про меня. Когда власти какой-нибудь страны делают запрос в Израиль про меня, они пишут им: да, правда, у него шесть паспортов, еще один дипломатический, еще он убийца, рэкетир и все в таком духе. — А что, у вас действительно было много фальшивых паспортов? — Да нет же. С паспортом была одна-единственная реальная проблема. В начале карьеры бизнесмена я совершил ошибку. Тогда у меня был польский паспорт, который я сделал, чтобы проще было ездить за границу, его обнаружили. Но за это я уже понес наказание — мне закрыли въезд в Лондон. А после этого началось — был фальшивый польский паспорт, и тут же приписали про колумбийский, парагвайский, разные другие паспорта. В Америку хочу поехать, но тоже не дают визу. — Если вас вышлют из Израиля, вы будете продавать местный бизнес? — Нет, пока еще не время. — А как вы пришли в болгарский бизнес, что будет с ним после вашего выдворения из страны? — Я в Болгарии с 1997 г. Григорий Лучанский владел там компаний Mobitel (единственный в стране оператор мобильной связи стандарта GSM. — «Ведомости») , у него возникли там проблемы, я предложил ему выкупить эту компанию, он согласился. Еще там у меня есть портовое предприятие, связанное с металлургией, предприятия по выпуску оптических приборов, футбольный клуб, газета, кое-что еще. Являюсь акционером одного крупного болгарского банка, но хочу выйти из него. Mobitel я уже продал. Не скажу кому. — Неужели у правоохранительных органов разных стран массовая галлюцинация насчет ваших связей с организованной преступностью? — Я никогда не был связан с русской мафией. Есть достаточно бизнесменов, которые нам не оплатили контракты, обманули нас, до сих пор живы все, здоровы. Когда я слышу обвинения, я говорю тут, в Израиле: «Вы говорите, что я мафия? Ну хорошо, посадите меня тогда! » Ну так этого же не происходит! Если бы что-то было, это было бы очень легко доказать. Или хотя бы предъявить. А так ведь даже не предъявляют. Я думаю, дело в том, что в Израиле, за границей люди просто боятся конкуренции со стороны русских, поэтому и ломают им бизнес. — А может быть, вас так не хотят пускать в другие страны, потому что вы водите дружбу с теми, кого правоохранительные органы считают преступниками? — Моя дружба или вражда с кем-либо — это мое личное дело, которое я не считаю нужным обсуждать. — Раз вас нигде не ждут за границей, скажите, не посещала ли вас идея получить российское гражданство? — Одно время тянуло в Россию, сейчас — все, перегорел. Если бы был в России, стал бы еще одним олигархом первой волны. Хотя с моим характером все-таки навряд ли стал бы олигархом. Я не любитель играть в эти игры. Если б играл, может, проблем не было бы. — Неужели совсем в политику не играли, не использовали связи для развития своего бизнеса? — Я знал из политиков одного-единственного — [бывшего первого вице-премьера Олега] Сосковца. В чем когда он мне помог? Хорошо помню, как в медь попали. Говорит Сосковец: «Идите, помогите, поднимите «Уралэлектромедь». Я говорю: «Дашь лицензию на вывоз меди — тогда пойдем, проинвестируем». «Не волнуйся, дам», — говорит. Вложили миллионов 40 туда. И все. Потеряли. Лицензии он не дал. А когда потеряли деньги, то ничего не оставалось делать, как дальше инвестировать. Так и остались. — Если вас вышлют из Израиля, а другие страны откажутся вас принимать, куда поедете? — В Африку поеду. Тепло, хорошо. Бразилия есть. Хорошая страна. Бизнес можно везде делать. — Шутите? — В каждой шутке есть доля правды. Если меня Израиль вышлет, возьму в ООН паспорт — человек без гражданства. Есть такое. Придется попросить. — А если откажут?
— А как они могут отказать? А куда мне деваться? Палестинцем пойти стать? У меня другая вера.
Мария Рожкова
«Ведомости» 01.11.00
