Были ведь и другие подобные разборки между чеченцами и московскими бандитскими авторитетами?
Был один случай, как раз после «Аиста», на корабле, который на реке стоял, возле Якиманки — там ресторан такой был, «Прибой», по-моему, назывался. Я как раз там и находился, на корабле… И там была сделана облава. Видимо, кто-то сказал, что мы снова будем встречаться с ворами. Петровка нагрянула, чтобы меня убрать. Но там получилось удачно.
Милиционеры все паспорта проверяли. Но мне удалось скрыться в одной из кают. Там все каюты проверили, везде прошли, и осталась только каюта, где я находился. Они требуют открыть. Один из наших не открывает, говорит: у меня ключей нету, это помещение директора, а директор дома и ключи с собой забирает. Они говорят:
мы будем ломать дверь. Он говорит: хорошо, надо спросить у директора, позвонить и спросить, можно ли ломать или он подъедет. Пока такие разговоры идут, я нашел другой выход в зал. А в зале уже у всех документы проверили и держат у выхода. И в этот момент мои друзья отвлекают внимание, начинают ругаться с милиционерами, которые стоят у дверей, буквально концерт там устраивают. Я тихонечко открываю дверь, и попадаю в Помещение, где уже всем проверили документы. Я сажусь, и мои друзья продолжают со мной разговаривать. Милиционеры ничего не видели. Они просто посчитали, что там уже все проверено, и больше не проверяли.
Патруль в конце концов открыл ту дверь в каюту. Но там никого уже не было. Вот так мне удалось отгула уйти. А они на сто процентов были уверены, что я там нахожусь, и решили, что я то ли в воду выпрыгнул, толи еше что-нибудь.
Хороший рассказ… Кавказский бандитизм потому и почитается в некоторых кругах, что кавказские рассказы такие вот увлекательные.
А какие вопросы вы собирались решать на корабле?
Ну там получилось, что после «Аиста» некоторые авторитеты стали говорить, что мы себя неправильно ведем, что чеченцы вроде гости в Москве, а разборки устраивают… Ну а мы им сказали, что если они ворами в законе только становятся, то мы ими рождаемся. Поэтому с нами они проиграют. Так было сказано. В общем, стали оспаривать, кто прав, кто виноват.
Были и те, которые уже сообразили: лишь бы мир. Они понимали: раз столкнулись с такой силой, как чеченцы, то все для них закончится проигрышем. Они бы могли завести вечную войну, но вечная война у нас уже давно идет.
Значит, это была встреча между ворами в законе и чеченцами?
Да. Мы встречались с ворами. Нас было много. Мы им сказали, что это не в пользу мафии, не в их пользу… Мы должны найти общий язык. И так далее. Ну и они в принципе пошли на это, поняли: если пересекать друг другу дорогу, каждый раз придется садиться за стол переговоров.
Мир, который вы там заключили, оказался прочным?
Да. Прочным оказался. На много лет. То есть то, что было заключено тогда, сыграло свою роль, положительную роль. А потом уже…
Воры же тоже, не однородная масса. Я хочу сказать, что да, общий язык надолго получился. Но потом все равно через несколько лет, когда государственные структуры уже стали специально преследовать чеченцев, они поднимали любые силы, которые можно было противопоставить чеченцам. Среди воров они нашли таких, которые начали пропагандировать, что надо идти против чеченцев. В общем, государству удалось эту машину поднять против чеченцев. То есть если вначале была одна война, потом развернулась более мощная атака. Все вместе против чеченцев
пошли.
Вот как описывает этот период Николай Модестов в своей книге:
«Чеченцы начали активно проповедовать теорию захвата территорий. Они обложили налогом «на охрану» значительную часть столичного криминального бизнеса и только появившиеся в огромном количестве кооперативы. Без борьбы с уже поделившими между собой Москву группировками — солнцевской, люберецкой, подольской, балашихинской — обойтись было нельзя. Эти обстоятельства способствовали объединению по национальному признаку разрозненных и редко контактировавших чеченских кланов. Атлангериев, Нухаев и привлеченные к сотрудничеству Сулейманов, Алтимиров и Таларов (ставший впоследствии уважаемым казначеем общины) создали единую систему боевых групп, опекавших конкретные районы города и способных быстро собраться вместе по сигналу тревоги.
В течение 1988—1989 годов объединенные cилы общины провели около двадцати сражений с московскими бандформированиями и разрозненными малочисленными группировками. Община выставляла от 20 до 80 боевиков, в зависимости от серьезности противника».
Какое столкновение между чеченской общиной и славянскими группировками в Москве было самым серьезным, помимо кафе «Аист»?
Таких столкловений было очень много — и в Южном порту, и в центре города, и в ресторане «Узбекистан»… Раз мы взяли очень большую колонну и проехали буквально по всем ресторанам. Это вначале еще, когда нужно было утверждаться. Мы по всему городу вылавливали эти группировки разные типа бауманских, которых мы полностью разбили. То есть большая операция, серьезная.
Большая колонна — это сколько человек?
Так трудно сказать. Ну, четыреста человек, пятьсот человек. Это был один раз, когда мы такую большую колонну выставили. На самом деле непосредственно работали две машины, то есть шесть-восемь человек, которые заходили в рестораны, где находились противники, и очень дерзко решали вопросы.
А остальные были в поддержку. Колонна ездила и искала. Это, скорее, была демонстрация, войск. Надо было показать, что здесь серьезно, что здесь не нужно шутить. Машины орудовали очень аккуратно, четко, чтобы толпы не было, чтобы не пострадали невинные люди, чтобы коснулось это только тех, которых все знали как уголовных авторитетов. Касаться другого мы не хотели, потому что, если еще толпу заводить, все может совсем плохо закончиться.
Так что непосредственно по ресторанам орудовали две машины, а третья на подстраховке была, и все.
И какие вопросы решались в ресторанах?
Операция была связана с бауманской группировкой и побочно с люберецкой. Это касалось не всей группировки, а отдельных личностей. Разговоров с этими авторитетами не было. Мы знали, где они заседают, в каких местах. И там не разговоры шли, а сразу расправа. Я сейчас не помню, но в этот вечер мы пять-шесть ресторанов прошли. Потом и в другие места заходили, но уже демонстративно, чтобы показать, что мы их ищем, больше уже никто ничего не делал.
А колонну сопровождали комитетские машины. Они за ней смотрели — кто что там делает. Они могли нас только уговаривать не допускать беспорядков. Они понимали, что такое большое движение невозможно остановить, и пытались вести переговоры. Они смотрели за колонной, а на самом деле эти две-три машины, о которых я говорил, уже делали свое дело. То есть органы смотрели, что здесь все правильно, а то, что там где-то что-то случилось, они это не могли увязать с этим движением. А потом, когда слух пошел и это увязалось с колонной, уже прицепиться не к чему было. То есть их задача была выполнена, с юридической стороны все в порядке. Они доложили то, что видели, что чеченцы «демонстративно проехали, на кого-то обижены были, кого-то искали, ну и разъехались». Больше, естественно, доложить не могли.
А наша операция сработала. Это как раз тогда мы бауманскую группировку разбили. Она после этого долго не показывалась. В общем, результат был.
СОТРУДНИК РУБОПа. Почему чеченцы смогли завоевать Москву? Дело не в силе характера, не в силе воли или силе их ценностей. Они попали в Москву в тот период — перестройка, — когда их мало кто знал, мало кто о них думал, свободная зона появилась, и они ее заполонили.
Чеченцев боялись только коммерсанты. Бандиты их не боялись. Здесь уже были достаточно сильные группировки, которые могли бы их просто задавить. Здесь были и воровские традиции укоренившиеся. К чеченцам мог прийти вор в законе, один, и сказать:
— Ребята, вы здесь на нашей территории, не беспредельничайте.
Что делали чеченцы? Они выступали стаей, как шакалы. Они его кучей избивали и сматывались. Они могли на месяц или полтора совсем исчезнуть. Они действовали методом набега. Вот сидит в Москве чеченский авторитет и говорит: мне этих коммерсантов нужно подобрать под себя. Он вызывает своих родственников или друзей из Чечни: ну-ка наежайте вот сюда, сюда и сюда, а я вас потом защищу. Наехали, нагрохали, зарезали кого-то и уехали. А нам-то (милиции. — П.Х.) кого искать? Кого мы сможем вытащить из Чечни? Никого. И народ это осознает.
Но храбрость чеченцев проявлялась, только когда их много. Когда чеченец показывает, что он на коне, ведет себя жестоко и грубо, значит — за ним кто-то стоит. И тот, кто за ним стоит, может повлиять на сотрудников милиции, на прокуратуру, на кого угодно, чтобы этого бандита не трогали, несмотря на то что есть все основания для ареста, для заведения дела. Вот откуда все геройство чеченцев.
Наш сотрудник РУБОПа забывает о другой важной причине успеха чеченских бандитов в конце 1980-х — начале 1990-х годов:, милиция крайне плохо работала.. Процветала безумная погоня за статистикой. Каждый милицейский начальник стремился показать, что на его участке серьезной преступности нет или, во всяком случае, она резко уменьшается. Тяжелые преступления регистрировались как легкие, а иногда и вообще не фиксировались, высшему начальству даже не докладывалось о существовании организованных преступных группировок, и чеченцев в частности. Не имея четкого представления о реальном положении вещей, милиция не могла справиться с разгулом насилия в российских городах.
Если милиции и удавалось поймать какого-то крупного бандита, он скоро опять оказывался на свободе. Существовали некие отношения между бандитами и политической верхушкой. Часто правоохранительные органы пользовались услугами одних бандитов, чтобы ликвидировать других. Да и бандиты не гнушались помощью милиции для удаления конкурентов. Происходило сращивание государства с бандитским миром.
Как бы вы охарактеризовали чеченскую власть в России в то время? Что значило жить под чеченской крышей для коммерсантов?
В любом случае должно было быть справедливо. С самого начала, когда зарождалась община чеченская, было поставлено: все правильно и по справедливости. Мы просто должны были занимать свои места, занимать свой бизнес, дело ставить на ноги. После кафе «Аист» чеченцы буквально были нарасхват. И поэтому на тот период времени работы было больше, чем нужно. Не стояла задача все взять, все охватить. Ведь это все потом надо держать, а если ты не можешь держать, если тебе надо где-то уступать, ты будешь терять еще больше. Поэтому держать следовало столько, сколько ты можешь. А там уже свое дело развивать. Поэтому всем говорилось, что нужно взять бизнес, а не чисто за счет силы заработать. Насилием много денег не заработаешь.
На самом деле та территория, на которой чеченцы устанавливали свою власть, не была пустым местом. Как правило, там уже работал кто-то другой — может быть, честный предприниматель, может быть, жуликоватый — это не главное. Главное то, что он совершенно не нуждался в чеченцах. Но они обкладывали его со всех сторон, внедрялись в его круг и очень скоро становились ему необходимыми.
Другими словами, чеченские бандиты, как и любая бандитская группировка, наносили российской экономике серьезный урон. Ведь о каком бизнесе говорит Нухаев? Это чистый криминал: торговля оружием и наркотиками, вовлечение русских девушек в проституцию, обкладывание так называемым налогом крупных и мелких предпринимателей, избиения, пытки и убийства тех, кто не подчиняется, а также казино и ночные клубы. И весь этот многомиллиардный заработок бандитов вел к разорению государства и к обнищанию русского народа. Такого произвола истинные Мусульмане вроде Хожи Нухаева ни на секунду не потерпели бы у себя дома. А вот в российской столице… Издевательство!
Беда русских людей в том, что правоохранительные органы, государственные служащие и вообще большинство граждан смирились с подобным положением вещей. А некоторые даже использовали его в собственных интересах.
Здоровое государство в России возможно только при общем законопослушании и правосознании. Любой человек, от богатого до нищего, обязан жить по закону. Только в таком случае народ получит государство, которое не вмешивается в частную жизнь, которое поощряет честный труд и предпринимательство, которое охраняет право личности на частную собственность, на независимую творческую жизнь.
Хотя даже в таких условиях человек часто забывает об истоках своей свободы и благополучия. Он забывает об основах гражданского общества, о том, что свободный человек должен выполнять свои обязательства перед обществом, так как он принял на себя ответственность за общее благо. Первым делом чувство гражданственности должно быть присуще сильным членам общества — именно они должны быть примером для остальных.
Каким образом Нухаев зарабатывал деньги, стало известно, когда его в мае 1990 года арестовала московская милиция за попытку вымогать деньги у одного подмосковного предпринимателя, некоего Дащяна. Этот инцидент красочно описан в книге Николая Модестова:
«Днем в ворота кооперативного колбасного цеха под Можайском въехала новенькая белая «Волга». Из автомобиля вышел смуглый молодой человек и, заглянув в здание конторы, пригласил начальника производства Дащяна выйти на два слова. Сначала беседа шла во дворе цеха. Затем Дащяну предложили сесть в машину.Из показаний потерпевшего:
«В машине находились еще двое мужчин. Один назвался Геной, другой — Хожей. Начал разговор Гена, произносивший слова с явным акцентом. Он поинтересовался, как у меня идут дела на работе, в семье, не беспокоит ли кто. Я удивился: кто меня должен беспокоить? И никак не мог понять, откуда эти люди — вежливые, хорошо одетые. Мое недоумение разрешил Гена. Он сказал, что в связи со сложившимся внутригосударственным положением кооператоры, цеховики и дельцы теневой экономики должны оказать помощь тем, кто находится наверху».
Дащян предложил визитерам компромисс — устроить на должность кладовщика их человека. Но вступивший в диалог Хожа был категоричен: «Это не наш вопрос. Делай, как тебе говорят». А Гена добавил тоном, не обещавшим ничего хорошего: «Мы знаем больше, чем ты думаешь. Слышали, любишь жену, детей, внуков. Человек ты умный, рассудительный, поспешных действий предпринимать не захочешь. Будь паинькой, не усложняй себе жизнь…»
Условия сделки оказались таковы. Пятьдесят тысяч рублей, (по ценам 1990 года сумма более чем солидная) нужно передать вымогателям в московском кафе «Лазания» в ближайший выходной. Как выразился Гена: «Нас нужно подогреть». А затем выплачивать установленную сумму ежемесячно. Что будет в случае отказа, рэкетиры не уточняли, но предложили разузнать о них в столице: мы, дескать, люди известные…
Первым шагом Дащяна после отъезда непрошеных гостей был визит в районный отдел милиции. Там его выслушали и предложили написать заявление. Он торопиться не стал, подумал, а когда остыл, понял —заявлять рискованно. О жестокости чеченцев и их методах убеждения шла нехорошая слава. Так знакомый владелец частного магазина в центре Москвы, узнав о случившемся, по-дружески дал совет: «Слушай, это настоящее зверье. Они второй раз сами не поедут — пришлют своих головорезов. И не помогут ни милиция, ни прокуратура. Лучше отдай и спи спокойно…»
Дащян с одобрения жены набрал 20 тысяч рублей (рэкетиры согласны были принять деньги частями) и в субботу отправился в Москву. В кафе «Лазания» кооператора поджидал уже знакомый Гена. В «лазансиой» группировке абхазец Геннадий Лобжанидзе, имевший три судимости — за кражу, изнасилование и мошенничество, занимал более скромное положение, чем его дружки — чеченцы Хожа и Руслан. Но не был он и простым «быком». Любитель покурить «травку», азартный картежник и завсегдатай ресторанов, Лобжанидзе, известный в определенных кругах как Гена Шрам, считался особо доверенным лицом. Привезенный «долг» — двадцать тысяч рублей — он не пересчитывая сунул в карман и щелкнул пальцами в сторону официанта: «Шампанского?» Пока ожидали заказ, Дащян осматривался по сторонам.
За одним из столиков сидели Хожа с Русланом. Пришедшие в кафе первым делом подходили к ним, внимательно, с почтением выслушивали и лишь после этого искали глазами свободные места. «Крестные отцы» вели рабочий прием. Дащян своими глазами убедился, что приезжавшие к нему действительно люди авторитетные.
Выпив с кооператором по бокалу шампанского, Гена Шрам поинтересовался, когда тот намерен произвести окончательный расчет. Дащян попытался сыграть на жалости: деньги еле наскреб, не разоряйте, мол, полностью. Но Лобжанидзе дал понять, что разговоры в пользу бедных в «Лазании» не ведутся. Тогда Дащян вспомнил о своем приятеле, задолжавшем ему 26 тысяч. Если бы Гена и его друзья помогли вернуть долг… «Нет проблем», — мгновенно откликнулся Лобжанидзе и, уточнив адрес приятеля, попрощался. А через два дня Дащян вновь смог убедиться в силе Руслана и компании. Поздно вечером к нему приехал задолжавший знакомый, бледный, с бегающими глазами, протянул шестнадцать тысяч рублей и уникальную золотую брошь с бриллиантами, стоившую никак не меньше десяти тысяч. «Зачем же так, — с упреком произнес он, — неужели обязательно было чеченцев подключать?»
В ближайший выходной шестнадцать тысяч и ювелирное украшение перекочевали в «Лазанию». По расчетам Дащяна, долг был погашен. Но вымогатели такую арифметику не признавали. «В зачет идет половина, — сказал Гена Шрам, — остальное — оплата услуг по возврату денег». Кооператор попросил скидку, но чеченцы уступить отказались. Тогда жена Дащяна слетала в Армению и заняла у родных недостающую сумму. Последние тысячи Хожа получил из рук жертвы в такси, подъехав в условленное место».
В 1991 году Нухаев вместе со своими компаньонами был осужден за мошенничество и грабеж и приговорен к восьми годам лишения свободы. Однако просидел лишь восемь месяцев. Как ему удалось так быстро освободиться, я расскажу позднее.
