За контроль над $24 млрд стабилизационного фонда идет отчаянная борьба самых мощных лоббистов. Но не менее важно иметь инфраструктуру для их использования. Именно поэтому в коридорах власти разгорается аппаратная война за сеть российских заграничных банков. Обладая активами в $3 млрд и 80-летним опытом инвестирования советских нефтедолларов, росзагранбанки могут стать главным «приватизационным блюдом» ближайших лет.
«Я бы тоже не отказался обосноваться в Сити, рядом с Bank of England», – так один отечественный финансист прокомментировал стремление главы «Еврофинанс-Моснарбанка» Владимира Столяренко поучаствовать в приватизации Moscow Narodny Bank (MNB), свыше 88% которого до сих пор принадлежит российскому ЦБ.
Международный валютный фонд еще в 1999-м потребовал от Банка России выйти из капитала MNB и еще шести зарубежных кредитных учреждений, оставшихся в наследство от Советского Союза. Однако окончательно ЦБ распрощался лишь с швейцарским Russische Kommerzial Bank и кипрским Russian Commercial Bank. По 15% сохранил в австрийском Donau-bank и люксембургском East-West United. И, наконец, Банку России по-прежнему принадлежат контрольные пакеты британского MNB, французского Banque Commerciale pour l’Europe du Nord (BCEN-Eurobank) и немецкого Ost-West Handelsbank.
Причем, если последний постепенно «прибирает к рукам» Внешторгбанк, владеющий 30% акций Ost-West Handelsbank, то новый хозяин MNB и Eurobank до сих пор не определен. А ведь именно эти кредитные учреждения не без оснований считаются жемчужинами всей росзагранбанковской коллекции. Наряду с брендом и 80-летней историей оба финансовых института имеют сравнимый с российским кредитный рейтинг BBB– по классификации Fitch. Активы Eurobank достигают $1,5 млрд, а у MNB превышают $1,8 млрд.
Правда, в конце прошлого года дело вроде бы сдвинулось с мертвой точки – Национальный банковский совет (НБС) «признал целесообразным проведение переговоров с надзорными органами стран нахождения росзагранбанков об условиях передачи контроля над ними Внешторгбанку». И уже вторую неделю подряд первый зампредседателя Банка России Алексей Улюкаев и президент ВТБ Андрей Костин проводят в консультациях с британскими, французскими и немецкими банковскими регуляторами.
Подобная активность российских госбанкиров особенно примечательна на фоне досрочного погашения $3,3-миллиардной задолженности перед МВФ. Благодаря высоким ценам на нефть Россия уже не нуждается в финансировании со стороны этой организации, а стало быть, совсем необязательно форсировать приватизацию росзагранбанков. Однако сейчас эти действия обусловлены не столько внешними, сколько внутрироссийскими обстоятельствами. А Moscow Narodny Bank, BCEN-Eurobank и Ost-West Handelsbank, перестав быть заложниками МВФ, попали в зависимость от другого фонда – стабилизационного.
«Евродоллары» для диктатуры пролетариата
«В советское время загранбанки были хорошим инструментарием для проведения нашей экономической политики в Западной Европе», – говорит председатель совета директоров инвестгруппы «Истерн-Гейт» Михаил Зайцев, в конце 1980-х работавший главным валютным дилером Внешэкономбанка СССР. Находившийся по другую сторону «железного занавеса» вице-президент Chase Manhattan Роджер Робинсон в 1986 году оценивал авуары совзагранбанков в $5 млрд.
Но эти оценки относятся к завершающему периоду советской эпохи. Тридцатью годами ранее совзагранбанкам удалось качественно изменить европейский финансовый рынок, поспособствовав появлению так называемых евродолларов. В 1956-м, после подавления венгерского восстания, Кремль, справедливо опасаясь, что американцы заморозят все его счета, перевел свои долларовые активы из США в Eurobank, работающий в более лояльной СССР Франции. А когда в результате Суэцкого кризиса покачнулся фунт и Moscow Narodny Bank начал испытывать серьезные проблемы с ликвидностью, Eurobank прокредитовал «побратима» в гораздо более устойчивой, нежели британская или французская, американской валюте, оформив ссуду, как «доллары Eurobank» или «евродоллары». Так появился европейский межбанковский рынок американской валюты. А чуть позднее, в 1963-м, английский банкир Зигмунд Варбург предложил владельцам «евродолларов» профинансировать строительство итальянских автодорог, организовав выпуск первого еврооблигационного займа на $15 млн.
Советские нефтедоллары с помощью совзагранбанков инвестировались в европейскую экономику. Неудивительно, что наши «геополитические конкуренты» весьма пристально следили за деятельностью «коммунистических банкиров». И наряду с восхищением, высказываемым в том числе и чиновниками Федеральной резервной системы, утверждавшими, что в MNB царит атмосфера «более капиталистическая, чем капитализм, и более британская, чем сами британцы», в западной прессе нередко появлялись публикации о причастности этого банка к разного рода шпионским скандалам. Чего стоит, например, история сингапурского бизнесмена Амоса Дайе, которому местный филиал MNB в середине 1970-х годов открыл $60-миллионную кредитную линию. По утверждениям ЦРУ, сингапурец, будучи агентом КГБ, собирался купить несколько калифорнийских банков, активно финансировавших Силиконовую долину, с тем, чтобы таким образом обеспечить СССР доступ к новейшим американским технологическим разработкам.
В самом MNB наличие таких далеко идущих замыслов, разумеется, отрицали. Хотя в том, что связи загранбанков с советской разведкой – отнюдь не выдумка журналистов-конспирологов и писателей-детективщиков вроде Джона Ле Карре, косвенно признался даже экс-председатель ЦБ Виктор Геращенко, в 1965 – 1967 годах руководивший MNB, а в 1974 – 1977 – Ost-West Handelsbank. В одном из недавних интервью, подшучивая над распространенными газетными утками, самый авторитетный российский банкир отметил, что «никакие особенно «грязные» операции через совзагранбанки не шли». «Старались себя не марать. Все примерно знали, кто на кого работает, и всегда могли друг другу сказать: мужики, это не дело», – утверждает Геращенко.
На службе у олигархов
Будучи финансово не зависимыми от Запада, совзагранбанки могли по большому счету делать все, что было нужно их собственнику. «Иногда возникают конфликты между свободной торговлей и национальной безопасностью», – философски заметил будущий глава совета по оборонной политике США Ричард Перл, комментируя в 1986-м «дело Дайе».
Ситуация изменилась, когда СССР распался, цены на нефть после войны в Персидском заливе рухнули, Внешэкономбанк объявил дефолт по советским долгам, а новая Россия остро нуждалась в финансовой поддержке для осуществления намеченных экономических преобразований.
Инвестируя в российскую модернизацию, Запад был заинтересован в том, чтобы выделяемые деньги использовались по назначению. И с точки зрения буквы закона «шалости» теперь уже росзагранбанков не с советскими нефтедолларами, а с деньгами американских, немецких, британских налогоплательщиков были недопустимы.
Когда российский ЦБ выдал Eurobank $1 млрд, а затем учрежденная этим загранбанком Financial Management Company (Fimaco) вложила сопоставимую сумму в ГКО, кредиторам из МВФ впору было возмутиться. Но ведь дело-то происходило перед президентскими выборами 1996 года. Демократия висела на волоске.
Наверное, поэтому скандал вокруг Fimaco разгорелся лишь в 1999-м. Хотя, учитывая то пристальное внимание, какое еще со времен «холодной войны» уделялось американскими и европейскими спецслужбами нашим загранбанкам, трудно предположить, что руководство МВФ как минимум три года пребывало в неведении относительно взаимоотношений ЦБ, BCEN-Eurobank и Fimaco.
Точно так же трудно предположить, что следователям швейцарской прокуратуры раньше, чем МВФ, стало известно о том, что Ost-West Handelsbank якобы был причастен к «исчезновению» $4,8-миллиардного кредита, выданного накануне дефолта 1998 года. Другое дело, что раздувание скандала на основе соответствующей информации, опубликованной британской Times летом 2004-го, дискредитировало бы не только чукотского губернатора и владельца Chelsea Романа Абрамовича (которого швейцарские следователи и английские журналисты считают главным бенефициаром данной сделки). В 1998 году немецкий Ost-West Handelsbank (если допустить, что швейцарцы имеют в виду именно его) опекался не столько Абрамовичем, сколько в ту пору еще не известными столичной публике участниками питерского «северного альянса». Дело в том, что 28% Ost-West Handelsbank принадлежало Токобанку. А тот, в свою очередь, находился в сфере интересов питерской нефтеторговой компании «Кинэкс». Ее учредители Евгений Малов, Андрей Катков, а также их тогдашний деловой партнер Геннадий Тимченко входили в совет директоров «Токо».
Правда, в мае 1998-го в «Токо» была введена временная администрация. Но возглавил ее еще один петербуржец – бывший руководитель тамошнего филиала банка «Империал» Владимир Столяренко.
Был у Токобанка и сингапурский акционер – владелец шинного холдинга «Амтел» Судхир Гупта. Одновременно с «Токо» Гупта контролировал еще и Юникбанк, наблюдательный совет которого в августе 1998-го возглавил председатель правления банка «Фламинго» Степан Ковальчук.
«Фламинго», напомним, фигурировал в скандале, связанном с отмыванием денег через Bank of New-York (BoNY). Из-за чего в конце 1999-го лишился лицензии. Конечно, сам факт работы в прославившихся не самым лучшим образом компаниях не дает права заподозрить самого человека в причастности к махинациям. Но если вспомнить, с каким трудом МВФ добился, чтобы история с исчезновением $4,8-миллиардного предкризисного кредита не рассматривалась в контексте «дела BoNY», можно представить, как много неприятных минут фонду (как и некоторым частным лицам) доставило бы полномасштабное и публичное расследование деятельности Ost-West Handelsbank и связанных с ним финансовых институтов.
Зато раскручивание «дела Fimaco» в 1999 году позволяло убить сразу двух зайцев. Приструнить добивавшееся кредитов МВФ, но одновременно не слишком дружелюбное по отношению к Западу правительство Евгения Примакова. И, с другой стороны, решить наконец проблему росзагранбанков, поставить перед ЦБ вопрос об их скорейшей приватизации.
Именно тогда на горизонте и появился Внешторгбанк.
